Сейчас я думаю, что усыновление было уготовлено нам свыше.
А тогда... Тогда я просто жила. Сначала навещала деток в детдомах, вязала для них, развозила подарки. Потом помогала по мере возможностей финансово, занималась своей семьей и воспитывала свою дочь. Потом никак не могла смириться с мыслью, что беременна опять, но не девочкой. А потом... Потом у меня появился СЫН, перевернувший всю нашу жизнь и открывший в моем сердце такие глубины любви и привязанности, на которые, казалось, я вообще не способна. И именно он вновь открыл в моем сердце желание открыть свой дом для приемного ребенка.
А потом был Антон -- мальчик-сирота, который, как оказалось, был не нашим ребенком, но жить как прежде уже не получалось. Именно тогда я прибилась к группе волонтеров, занимающихся поиском семьи для Антошки. И именно тогда я узнала о нашем Лёше.
В марте 2011 года -- в тот самый день, когда Лёшке исполнился один год, -- мы подали документы на его усыновление. Процесс не был легким. Нашу жизнь рассматривали, словно по микроскопом, психологи, соц. работники и другие официальные службы обеих стран. Мы распродавали имущество и хватались за подработки, чтобы хватило денег на недешевое "иностранное усыновление". Наша пятилетняя дочь научилась начинать каждый вопрос о желаемой игрушке со слов "когда мы усыновим". Наши окружающие разделились на "зерна и плевелы" -- зерен было гораздо меньше, но зато теперь мы точно знаем, с кем можно и в огонь, и в воду (спасибо им за это).
В ноябре 2011 года мы, наконец, приехали в Россию, чтобы познакомиться с Лёшей, который в реальности оказался совсем не таким, каким я рисовала его себе во время сбора документов. Лёша неохотно шёл на контакт, не хотел, чтобы к нему прикасались, и устраивал дичайшие показательные выступления, если мы пытались как-то направить его делать то, что не хотелось в тот конкретный момент делать ему самому. Я даже себе не признавалась тогда в том, как было тяжело. Но сейчас, уже выдохнув, могу честно сказать -- было фигово.
Я и дети провели четыре месяца в России, ожидая суда и окончания процесса. Все это время я навещала Лёшу в доме ребенка. Порой мне казалось, что он начинал привыкать и привязываться, порой -- что это просто была безумная затея, и что надо было ждать окончания процесса дома... Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что это все же помогло Лёше. И что его относительно легкая и быстрая адаптация дома не была бы такой легкой, если бы мы не привыкали к друг другу еще в России.
Наш процесс занял ровно год. Неделю назад мы, наконец, привезли Лёшу домой и сейчас потихонечку привыкаем к новому укладу.
А тогда... Тогда я просто жила. Сначала навещала деток в детдомах, вязала для них, развозила подарки. Потом помогала по мере возможностей финансово, занималась своей семьей и воспитывала свою дочь. Потом никак не могла смириться с мыслью, что беременна опять, но не девочкой. А потом... Потом у меня появился СЫН, перевернувший всю нашу жизнь и открывший в моем сердце такие глубины любви и привязанности, на которые, казалось, я вообще не способна. И именно он вновь открыл в моем сердце желание открыть свой дом для приемного ребенка.
А потом был Антон -- мальчик-сирота, который, как оказалось, был не нашим ребенком, но жить как прежде уже не получалось. Именно тогда я прибилась к группе волонтеров, занимающихся поиском семьи для Антошки. И именно тогда я узнала о нашем Лёше.
В марте 2011 года -- в тот самый день, когда Лёшке исполнился один год, -- мы подали документы на его усыновление. Процесс не был легким. Нашу жизнь рассматривали, словно по микроскопом, психологи, соц. работники и другие официальные службы обеих стран. Мы распродавали имущество и хватались за подработки, чтобы хватило денег на недешевое "иностранное усыновление". Наша пятилетняя дочь научилась начинать каждый вопрос о желаемой игрушке со слов "когда мы усыновим". Наши окружающие разделились на "зерна и плевелы" -- зерен было гораздо меньше, но зато теперь мы точно знаем, с кем можно и в огонь, и в воду (спасибо им за это).
В ноябре 2011 года мы, наконец, приехали в Россию, чтобы познакомиться с Лёшей, который в реальности оказался совсем не таким, каким я рисовала его себе во время сбора документов. Лёша неохотно шёл на контакт, не хотел, чтобы к нему прикасались, и устраивал дичайшие показательные выступления, если мы пытались как-то направить его делать то, что не хотелось в тот конкретный момент делать ему самому. Я даже себе не признавалась тогда в том, как было тяжело. Но сейчас, уже выдохнув, могу честно сказать -- было фигово.
Я и дети провели четыре месяца в России, ожидая суда и окончания процесса. Все это время я навещала Лёшу в доме ребенка. Порой мне казалось, что он начинал привыкать и привязываться, порой -- что это просто была безумная затея, и что надо было ждать окончания процесса дома... Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что это все же помогло Лёше. И что его относительно легкая и быстрая адаптация дома не была бы такой легкой, если бы мы не привыкали к друг другу еще в России.
Наш процесс занял ровно год. Неделю назад мы, наконец, привезли Лёшу домой и сейчас потихонечку привыкаем к новому укладу.
No comments:
Post a Comment